В Монастырищенском районе в 1937 году было репрессировано четверо священнослужителей православного вероисповедания и двое мирян, среди них одна женщина. В общем архивно-следственном деле, заведенном на Савву Арсентьевича Дихтяря, содержатся материалы на троих жителей села Шабастовка, в том числе священника Владимира Михайловича Татарова и иеромонаха Паисия Остаповича Бондаренко. Все трое были одновременно арестованы, одновременно Осуждены и казнены в один день.
Их связывает не только общее место проживания, не только то, что они жили в одно время и в одних обстоятельствах. Троим обитателям заурядного украинского села предстояло в полной мере понести крест исповедничества и мученичества в новые времена на пороге третьего тысячелетия по Рождестве Христовом. Общие взгляды на жизнь, общее вероисповедание и единодушное стремление выполнить возложенную на их поколение миссию выделяли их из общей массы и объединяли перед Богом и перед людьми. Свел их Господь на короткое время и в Шабастовке, когда гонимым священникам уже практически не оставалось возможности открыто и безбоязненно совершать богослужения. 29 августа 1935 года в алтарь засыпали колхозное зерно и закрыли на амбарный замок старейший на Черкасской земле святой храм, построенный предками еще в 1754 году и названный именем святого апостола Иоанна Богослова.
В том же 1935 году в Шабастовке появляется протоиерей Владимир Татаров. Он находит храм закрытым и встречается с таким же, как и он сам теперь, безприходным «попом» Паисием Бондаренко. Оба уже в весьма преклонном возрасте: удивительно, что родились они в одном месяце – июле месяце, и в один год – 1869-й, что также становится объединяющим их фактором. Молодой сорокалетний диакон Савва, целый год прослуживший с отцом Паисием до закрытия церкви, продолжает помогать священникам в их стремлении добиться возвращения храма верующим, организует церковную 50-ку. Он становится связующим звеном между местными жителями и священниками, помогает во всех делах и начинаниях: в организации и исполнении треб, находит помещения для богослужений и исполняет добровольную роль помощника и мастера на все руки.
Доброжелательно и с пониманием относящийся к нуждам верующих (может быть, сам в душе тайно верующий) председатель Монастырищинского райисполкома Суховеленко, по рекомендации которого отец Паисий и попал в Шабастовку, способствует священникам в их деятельности. Более того, вернувшийся после пятилетнего отсутствия отец Владимир избирается жителями села в секретари сельсовета: это уже второй случай в практике наших архивных исследований, когда священник был избран в местные органы власти.
Характеристика Шабастовского сельсовета, подписанная в октябре 1937 года неким Мокренчуком, умалчивает об этом, отмечает, однако, что священник «займається таємним релігійним дурманом». Вскоре Суховеленко то ли уходит сам, то ли – что вероятнее всего – снимается с поста, а может и подвергается аресту, а оказавшихся не у дел
священников и их добровольного помощника Савву Арсентьевича 3 октября 1937 года арестовывают.
Несмотря на предвзятость со стороны властей и следствия, которые при полной бесконтрольности и безнаказанности были лишь исполнителями социального заказа по уничтожению духовенства, со страниц дела совершенно конкретно и явно проглядывает истина: эти три жертвы не имеют к политическому обвинению никакого отношения. Они убиты за веру Христову. Они открыто исповедуют причастность к Богу и к ненавистному безбожникам Православию.
Хотя Шабастовка и была местом их последнего пристанища, только святой Савва был местным уроженцем. Родиной же отца Владимира была земля Чигиринщины, а отец Паисий родился в селе Пальчик ныне Звенигородского района. Тенденциозность следствия не была личной прихотью следователя: у него была только одна статья, к которой он обязан был привести свои жертвы – статья 54-10 УК УССР Она-то и стала спусковым крючком на оружии палача: все трое расстреляны, без сомнения, за свою несгибаемую верность христианскому Богу и Церкви.
На Чигиринщине во времена, предшествующие трагическим событиям начала XX столетия, был широко известен священнический род Татаровых. Лишь только на начало 1881 года в приходах Чигиринского уезда Киевской губернии служило несколько Татаровых: в Рождество-Богородичной церкви села Ревовка, где родился святой, подвизался М.Г.Татаров, видимо, его дед. По всей вероятности, в священниках был и отец – Н.М.Татаров, служивший настоятелем в селе Телепино. Еще один из этого же славного рода – И.М.Татаров (не брат ли отца?) – служил в Успенской церкви села Медведовка, а еще трое Татаровых – П.И., В.И. и Г.И. – были священниками, соответственно, в Нечаево, Чигирине и Пастырском. Существовала также родословная ветвь: А.А.Татаров (с.Валява Черкасского уезда) и В.А.Татаров, благочинный (с. Пединовка Звенигородского уезда).
Родился отец Владимир Николаевич Татаров в день святого равноапостольного князя Владимира. Церковно-приходская школа, начальное духовное училище, Киевская духовная семинария, полный курс которой окончил, по собственному свидетельству, в 1890, то есть двадцати одного года от роду, учительство в различных церковно-приходских школах до достижения возрастного ценза священника – таков прямой путь, каким прошел будущий святой к своей главной цели. Об этом рассказывает нам Формулярная карточка священника, заполненная и засвидетельствованная благочинным Гайсинского района протоиереем Константином Косинским 1 апреля 1935 года. В ней же приводятся чрезвычайно ценные сведения, которые сегодня дают возможность составить представление не только об отдельных этапах жизненного пути верного служителя Церкви, но и о его непоколебимой твердости в вере, исповедничестве в такие часы, когда само упоминание имени Божьего считалось грозило гонениями.
В 1897 году Владимир Татаров был рукоположен во иереи епископом Уманским Преосвященным Сергием и направлен в одно из сел Бердичевского уезда Житомирской губернии. А в 1901 году, видимо, после смерти или уходе на покой одного из Татаровых с инициалами Г.И., принимает приход в на родине его предков в селе Пастырском Чигиринского и там получает первую в своей пастырской жизни награду – набедренник.
В 1909-м переводится в село Шабастовку Липовецкого уезда – по резолюции Высокопреосвященного Димитрия, архиепископа Киевского (Вербицкого). Спустя год, на тринадцатом году службы, награжден скуфьей. Служил в Шабастовке до 1930 года. С 1912 по 1917-й проходил должность окружного миссионера, совмещая ее, по-видимому, с пастырской службой на приходе. 1916 год (20-й год службы): отец Владимир награжден камилавкой, 1921-й – наперсным крестом.
В 1923 году вступает в должность благочинного и состоит в ней вплоть до 1933-го. К своему 55-летию (1924 год) возведен в протоиереи. В 1930 году меняет место службы и прибывает в село Леухи Гайсинского района Винницкой области, где в 1933 году награждается крестом с украшениями.
«Сведения, изложенные в сем формулярном списке, – утверждает благочинный протоиерей Константин Косинский, – правильные».
На этом служение 64-летнего священномученика не заканчивается. До 1935 года он служит в селе Лебедин: об этом свидетельствует «Реєстраційна картка службовця культу», заполненная в Лебединской сельраде на имя Татарова Владимира Николаевича. Здесь он вновь подтверждает свою неизменную принадлежность к Православной Церкви. На вопрос о том, где он служил прежде, отвечает: «в православних церквах», на вопрос про «попереднє місце служби – с. Леухи Гранівського району, мова, якою відправляє служби -слов’янська, церковне управління, якому підлягає, -Екзархат».
Удивительное дело, но прямые, честные ответы воспринимаются во всех властных структурах как должное. Священномученики нашей украинской земли, в том числе и Черкасской, доказали своей жизнью и смертью принадлежность к истине Святой Православной Матери-Церкви.
Следственное дело священника Владимира и собратий по вере ведет сам начальник Монастырищинского НКВД. Личности отца Владимира уделено основное внимание, приложенные к делу документы дают представление о безукоризненном с точки зрения служебной карьеры и каноничности пути служения святого. Само по себе это следственное дело является уникальным, именно благодаря сохранившейся документальности образа жизни православного священника,
содержащимся в порядке документам, свидетельствующим об открытости человека, которому нечего было оправдываться перед своими распинателями – по той простой причине, что жил он честно, подобающей духовному пастырю жизнью, за каждый шаг которой готов был дать ответ в любой момент как Богу, так и людям.
Личная жизнь святого мученика была тесно связана с жизнью его спутницы матушки Валентины Ивановны, рядом с которой он прожил более сорока лет. Они родили и воспитали четверых детей: сыновей Николая и Василия и дочерей Ирину и Ольгу: двое из них (Ольга – 32 лет и Василий – 30 лет) в момент ареста, видимо, жили возле родителей, так как указан их возраст. Никаких данных о судьбе матушки и членов семьи свя-щенномученика после его ареста в деле не содержится.
Другой страдалец за веру Христову – преподобномученик Паисий (Бондаренко). Родился в селе Пальчик Звенигородского уезда, иных данных о его происхождении, к сожалению, не имеется, как неизвестно, откуда он пришел в Монастырище, ища себе место служения. Одинокий.
Господь послал ему доброго человека, занимающего довольно высокий пост, и в 1934 году становится отец Паисий, видимо, иеромонах, священником церкви святого Иоанна Богослова в Шабастовке.
«Має дозвіл від Монастирищінського РВК (райвиконкому) займати сан попа, – с неудовольствием пишет в характеристике на отца Паисия голова местной сельрады. – 29 серпня 1935 року церкву закрито. Дщбивався відкриття церкви, проводив релігійну роботу, організував співочі релігійні гуртки, хрестить таємно дітей, агітує проти позики на оборону».
Главное свидетельство о принадлежности к православной Церкви дает священномученик Владимир Татаров в показаниях на допросе в НКВД: «Священником служу с 1897 года, принадлежу к Экзархической ориентации, одной ориентации с Паисием Бондаренко…»
Отец Паисий очень активно взялся за работу по восстановлению церковной общины в селе. Как явствует из характеристики, он начал очень важную деятельность – создание хоровых коллективов, которые привлекали молодежь. По всей вероятности, он был в монастыре если не регентом, то псаломщиком или пел на клиросе. Хоровые кружки, как заметил автор характеристики, носили религиозный характер, а это давало возможность воспитывать молодежь (наверное, был создан и детский хор) в познании Бога и истины.
Когда церковь была превращена в зернохранилище и по решению общего собрания села отдана на неотложные нужды колхозу, т.е. фактически под амбар, отцу Паисию, наверное, предложили покинуть село или снять с себя сан, угрожая арестом. Об этом свидетельствуют неоспоримые факты, содержащиеся в протоколе его допроса: «встречался с Татаровым неоднократно, чтобы посоветоваться (что делать), так как говорили, что меня арестуют». Это значит, его вызывали, или водили под конвоем, как тогда практиковали, в сельский совет, где священника строго предупреждали, угрожали, иначе не стоило бы и беспокоиться.
Отец Паисий не покинул Шабастовку до своего ареста: то ли не имел места, где голову приклонить, то ли не хотел причинять неприятностей родным, а, может, он осознавал свою участь, уготованную ему свыше. Его обвиняли и в противоправной деятельности, и в антиколхозной агитации («нужно делать так, чтобы колхозы распались»), в дискредитации власти («власть антихриста будет подавлена, а сейчас он у власти и издевается над людьми»).
Он имел право обличать недостатки, говорить слова вроде тех, что вот «раньше мало работали, и жили лучше, а сейчас тяжко работают и ничего не имеют. Молитесь Богу, просите другую власть» (из показаний свидетелей). Но говорил ли он именно так, как о том рассказывают в НКВД свидетели? Ведь они давали показания (или просто подписывали протокол) со страшными обвинениями – в сговоре сразу трех священнослужителей о поджоге церкви, где, как отмечено, хранился колхозный хлеб! Дня большей убедительности приводили такие рассуждения: мол, если бы это была не церковь, то непременно подожгли бы, но только место святое, это, дескать, и остановило их.
Три года прожил святой в Шабастовке, стремясь всем сердцем быть полезным Богу и людям в те страшные безбожные времена.
Тяжелая доля выпала также третьему из мучеников – Савве Арсентьевичу Дехтярю. Простой сельский труженик, он родился и вырос в семье, где знали цену труду и хлебу – небогатой, середняцкой семье. На свет он появился в день памяти преподобного Саввы Сторожевского, чьим именем и был наречен в Святом Крещении.
Старинный деревянный храм, названный во имя возлюбленного ученика Христова Иоанна Богослова, где Савву крестили, выстроен был жителями его родного села еще за сто сорок лет до его рождения. Он-то и стал для него с детства вторым домом. Родители брали его с малых лет на службу и радовались его рвению к Богу, благодаря которому он стал со временем псаломщиком, рукоположен в сан диаконы, потом быть правой рукой священномонаха, с которым он вместе вошел в Царство Небесное. К тому времени Савва Арсентьевич уже успел пережить войну, на которой был ранен, имел два ареста и две судимости (в 1926 и в 1928 годах). Он был импульсивен, имел высокую ревность по справедливости.
Многому он научился у монаха-священника: смиряться и терпеть унижения в кротости и смирении, покоряться властям и молиться за ненавидящих и обидящих нас. Три года он был верным помощником старца, его послушным духовным чадом и помощником, старался облегчить ему быт и дать пропитание, хотя и видел, что святая вода и просфора составляют все его пропитание. «Дехтярь Савва, – говорит один из свидетелей, – тесно связан с Татаровым и Бондаренко в молитвенных связях». Это показание является лучшим доводом в пользу того, что он соответствовал своему положению служителя церкви и был близок обоим священникам по духу и делу, когда всех троих вели в последний раз по селу к сельраде, где их уже ожидала вооруженная охрана для сопровождения для допроса в район.
Стояло начало октября. Село провожало своих пастырей и молитвенников. Видимо, до 9 октября они находились в Монастырище, где велось, с позволения сказать, следствие, а после предъявления обвинения были отправлены дальше – в Уманскую тюрьму.
Обвинения изложены в общем для троих заключении и сводились к статье 54-10, которая фигурирует во всех, без исключения, делах Черкасских новомучеников. Вот как это тогда выглядело в самом мерзком и грязном исполнении: «имеются сведения, что попы Татаров и Бондаренко, связавшись с бандитом Дехтярем, проводят контрреволюционную работу, посещают друг друга, контрреволюционные действия переносили в колхозную массу, угрожая активу, ведя пораженческую деятельность…» (Из обвинительного заключения 09.10.37). Тройка Киевского облуправления НКВД якобы рассмотрев дело, того же 9 октября выносит смертный приговор. Через две недели – 23 октября – приговор приведен в исполнение. На тот час обоим священникам – отцу Владимиру и отцу Паисию – было по 68 лет, а отец Савва принял мученическую смерть в самую зрелость своих сил – в 41 год…
Реабилитированы жертвы сталинского произвола 23 июля 1989 года.
Кількість переглядів: 41
Comment here